Она права, разумеется. Меня действительно нужно остановить.

Не потому, что я действительно такой плохой. В смысле, я не думаю, что я такой. Если есть те, кто не согласятся с этим, я понимаю. Если бы моей целью было изо всех стараться удостовериться в том, чтобы никто не подумал, что я отстоен, хрен ли я вообще смог бы тогда сделать? Как бы я подчинил этот мир или изменил реальность к лучшему? И если бы я не тратил силы на достижение этих целей, и тем самым молча согласился с невыразимыми страданиями, к которым привело бы моё бездействие, разве это не сделало бы меня плохим человеком? Если я попытался и преуспел, то я герой, верно? И если я попытался и потерпел поражение, по крайней мере, я сделал мир чуточку интереснее на моём пути в могилу. В этом было бы трагическое благородство. И с моей точки зрения, соглашаться в моей арке на что-либо меньше, скажем прямо, было бы убого.

Так что да, разумеется, я знаю, что я "должен быть остановлен". Это входит в контракт. Тот, что подписываешь, когда принимаешь на себя бремя такой силы. Где есть нечто, что должно быть подавлено и подкуплено ради высшего блага, неизбежно будет нечто, что инстинктивно будет сопротивляться. Нечто, что интуитивно решает, что происходящее, чем бы оно ни было, "неправильно". В противном случае во вмешательстве вообще не было бы необходимости, разве нет? Если реальность и те, кто в ней обитают, уже были настолько податливы по умолчанию, настолько склонны к отклонению от своей собственной природы, то грехи людей и ошибки Бога не имели бы ни жёсткости, ни упругости. Принуждение к исправлению не представляло бы ни малейших трудностей. Впихивание спасения в их глотки не приносило бы никакой награды. Я знаю, им дорого даётся то, что я пытаюсь сделать. Цена этому – знание того, что я должен быть остановлен. Я умышленно принимаю её, и когда придёт время – если оно придёт – я с радостью отдам им себя.

Но я не дурак. Я знаю, что на самом деле означает принятие этой цены в плане любой объективной повествовательной области. Как бы я ни пытался оправдаться, насколько бы я ни расписывал мои великие планы, или насколько бы снисходительным и самовлюблённым ни казался мой заключительный монолог, я прекрасно осознаю, кем я стал во всех практических смыслах. Я теперь злодей. С того самого дня, как я выполз из лужи слизи, я не мог не видеть этот исход как неизбежный. Я хочу быть хорошим человеком. Я верю в то, что я хороший человек. Но для таких людей, как я, "хорошо" никогда не бывает достаточно хорошим.

Проблема в том, что, как мне кажется, мощь, вроде той, что у меня, делает антагонистические намерения неизбежными. Кто мог бы владеть таким контролем над выборами людей и ходом событий и не стать, в конечном счёте, врагом для любого, кто заметил бы это? Может быть, только кто-то сильнее меня мог бы провернуть такое. Кто-то вроде Дейва. Поэтому когда я говорю, что знаю, что меня нужно остановить, пожалуй, это больше, чем просто принятие моей стороны этой дьявольской сделки. Я знаю, что меня необходимо остановить, потому что в глубине души, где-то внутри моего бесконечно рекурсивного я, я уверен, что знаю, что всё происходящее самую малость ненормально. По правде говоря, я подумывал о том, чтобы покончить с собой и избавить реальность от всех травм, вызванных прыжком – и я имею в виду самое настоящее самоубийство, а не одно из этих драматичных псевдо-самоубийств, призванных вызвать внимание, симпатию или хуец Джейка. Но действительно покончить с жизнью навсегда? Для по-настоящему самоотверженной цели? Неа. Слишком трусоват я для такого. Слишком боюсь перестать существовать совсем. А ты бы не был на моём месте?

Пожалуй, в этом и заключается проблема. Если бы я не был собой, очевидно, я бы считал себя куда менее необходимым. Только бесполезные люди позволяют себе великую роскошь благородного самопожертвования. В конечном счёте, что именно было потеряно на самом деле? Это словно парень в почтовом отделении ушёл с работы в приступе самодовольства. Кто ты там был вообще, блядь? Нет, когда чувство себя настолько крепкое, когда судьба всего вращается вокруг каждой сиюминутной прихоти настолько масштабного эго, когда она настолько плотно засела в самом пространстве, содержащем в себе всё остальное, существуют определённые экзистенциальные невозместимые издержки, которые сопровождают всё это предприятие. Настолько значимая персона не может просто самоубиться. Она сама себе этого не позволит.

Именно поэтому когда кто-нибудь придёт спросить с меня по счетам, я встречу их с распростёртыми объятиями. К тому времени я буду давно ждать этого, и я, скорее всего, сделаю более чем достаточно, чтобы удостовериться, что в дальнейшем всё пойдёт как по маслу. Какой смысл в злодее, который не получает заслуженного драматичного возмездия? Так что да, когда я умру в следующий раз, запишем это как Справедливую Смерть. И заодно скажем с уверенностью, что следующий раз, когда Дейв отрубит мне голову, будет последним.

Я буду с нетерпением ждать этого дня, как и все остальные.