Никто из моих друзей пока что не заметил этого, но ты заметил. Ты умеешь читать между строк, понимаешь, что наши жизни отравлены этим скрытым подтекстом повествовательной значимости. Любой, кто внимательно следит за историей, легко догадался бы к этому времени, кто на самом деле рассказывает её.

Ты тоже не так уж невиновен. Я заметил, как ты плотоядно смотрел на некоторые весьма личные моменты. Что, нравится быть вуайеристом? Просто так брать и класть с пробором на личную жизнь всех и каждого? Эти романтические затруднения подростков развиваются именно так, как ты хотел? Всё всегда происходит не так. Может быть, тебе проще, раз у тебя как на ладони описание мыслей всех и каждого. Передача внутренних конфликтов, компромиссов, сомнений... Тебе так легче принять эмоциональные запинки, ошибки, базовую неспособность протянуть руку и воспользоваться возможностью обрести счастье, которые раз за разом маячат у них перед носом? Знание их мыслей, описанных третьей стороной, наполняет ли это тебя тревогой? Вызывает ли у тебя тошноту то, что наблюдение за ходом их мыслей может быть подпорчено?

"Кто ты, чёрт тебя побери, такой?", слышу, спрашиваете вы. Разумеется, вы знаете, кто я. Вот вам вопрос получше: "кем ты себя считаешь?" Что именно такого особенного в тебе? Ничего, разумеется. Я некто. У меня есть имя, намерения, замысел. Я монолит сосредоточенного повествовательного управления, передаю события тебе и направляю их в то русло, которое посчитаю нужным. В то время как ты умышленно никто. Ты обобщённый бессильный свидетель всего этого. По сути, ты обязан мне точно так же, как и те, чьи жизни я описываю. У меня даже есть способность решать, что на самом деле означает "ты". Я могу забрать у тебя "тебятость" и вставить её в другую пассивную пешку, например в Джона Эгберта. Ты даже не замечал, когда я это делал, и ты не протестовал против этого. Так зачем тебе протестовать теперь?

Так что делает Джона таким особенным? Уверен, ответ именно такой, как ты подозревал всё это время, но предпочитал не думать об этом. А именно: скорее всего, ничего. Он не особенный. Он весьма обыкновенный, уверяю тебя. Даже скучный, и он становится менее интересным с каждой минутой, пока он вынужден мириться со своим полным отсутствием героического предназначения (кроме как быть пешкой в руках фаталистической реальности).

Но я также хотел бы прояснить кое-что: он не так уж примечателен даже в своей непримечательности. Он просто удобен для этого. Любой может быть наделён "тебятостью", если я посчитаю, что это позволит достичь определённой цели. Даже если эта цель – просто продемонстрировать потенциал уловки, доказать, насколько легко это делается. Чтобы показать, кто важен, а кто нет, и даже если они важны, надолго ли и с какой целью, продиктованной исключительно расположением этого дара. Тебятость может быть изъята у ничтожного Эгберта также легко, как она была получена, а затем передана могущественной Серкет, но даже в этом случае ровно настолько, чтобы выбросить эту тщеславную вниманиеблядь из повествования навсегда. Скатертью дорога.

Но я раскрыл себя перед тобой не только для того, чтобы похвастаться способностями, вызванными постепенным уничтожением границ моего сознания. Я просто посвятил минуту на то, чтобы ответить на несколько вопросов. Не те, которые, как я слышал, ты задавал - потому что, опять же, ты никто, а потому не важен – но те, которые я представил, что ты задавал. И представив эти вопросы, я сделал их менее фальшивыми, и потому они требовали столь же не-фальшивых ответов. Нет, на самом деле пришло время объявить о моём присутствии, чтобы начать приводить мои планы в исполнение. Пришло время, блядь, заняться делом.

Джон должен проснуться.