Фригглиш потеребил свою бороду, как будто бы распутывая узелок в длинный шелковый ветроуказатель. Более примитивный наблюдатель расценил бы это как нервный жест. Поведение с целью выражения презрения среди разумности. Однако, он был окружен не разумностью, но мудростью, человеческой особенностью, которая всегда будет выделять их в венце истории среди глупцов. Если уж на то пошло, сопровождавшие его дружественные волшебники совершали ровно те же движения со своими бородами. Эта практика демонстрировала вдумчивость – даже прозорливость, – если они не предавались ей постоянно. Стоя в очереди в банке. Гоняя белок от птичьих кормушек. Исключения составляли лишь несколько случаев.
Заззерпан осматривал зацепки. Единственная улика покоилась в его морщинистой старческой ладони. Это была человеческая кость, не настолько примечательная той историей, которую она рассказывала сама по себе, как та, что рассказывали тысячи похожих на неё костей, украшавших болотистую почву массивного кладбища. Скверный простор делал характер упадочной пустыни скучным, как один из гигантских бисквитов с заварным кремом Смарни, который трясся на повозке все праздники, чтобы деморализовать маленькую нацию.
- Ты в этом уверен? - спросил Фригглиш. Несмотря на то, что он делал со своей бородой, он на самом деле был погружен в глубокие размышления.
- Боюсь, я становлюсь все увереннее с каждым ужасным тиком, издаваемым этими безвкусными часами, свисающими с твоей шеи. - На тот случай, если это непонятно: Фригглиш носил часы, которые не нравились Заззерпану. Они были магическими. - Жестокое убийство Сирса Гнелфа все равно что черным по белому написано.
- Что убедило тебя в том, что это была именно рука наших последователей в этой черноте? - вступил в разговор Экзекутус.
- Я думаю… Я… - произнесла с запинкой эта жирная физиономия, глаза стреляют виноватым воровским взглядом в муках разрушающегося алиби. - Я могу… опросить еще раз, настойчивее… - Нет, Смарни. Никому не хотелось этой вязкой ерунды прямо сейчас.
Уши Заззерпана уже устали от любых расспросов, о выпечке или чём-нибудь другом. Его глубокомысленные очертания вырезали задумчивую форму из тумана, устилавшего давно усопших. Одиннадцать его ровесников тоже были охвачены тихим оцепенением их великого Проповедующего Учёного. Несколько волшебников придерживались четких контуров или толковали их подобной ясностью. Когда Заззерпан вел себя по отношению к людям тихо, это редко оставалось не вознагражденным мудростью и рациональностью.
Это было трудно принять. Знаменитое Чародейское Самодовольство Заззерпана Начитанного было заметно для более великих последователей. Тщательно выбранные последователи, изученные Оркитом и Бонафидом и испытанные Гастреллом Щедрым. Двенадцать милейших, наиболее усердных детей, которые могли бы попасться на блестящие старые глаза. Не лохматые беспризорники, столь часто собираемые общей Непристойностью, этими оскорбительными маленькими попрошайками, чьи сердца портятся так же, как свалившиеся бананы коричневеют. То, чем эти избранные юнцы станут, было не просто невообразимо, но было чем-то вроде размашистого удара по височным костям верхней палаты Мягкочерепных Пророков Верхнего Безразличия.
Его огрубевшая от мудрости бровь сократилась еще больше от изложения многих уроков будущим преемникам. Уроки для продвижения человеческих ясности и процветания - тот исход, которого этот унылый след теперь мучительно избегал. Было несколько загадок, которые Начитанный не мог исключить и проанализировать своим непостижимым агрегатом, скрытым под чрезвычайно дорогой остроконечной шляпой. Осмелиться ввести своих драгоценных учеников в грязную мешанину исторических разбойников, абстрактный бич, который до этого момента строил цивилизации с нечестивой магией и разрушал их удовольствия ради, оказалось бы интеллектуальным злоупотреблением, которое заставило бы трястись его страдающие от недостатка кальция кости.
И пока что более рисковым был единственный вопрос, который сейчас имел значение. Могла ли кучка бородатых неряшливых стариков в нелепых одеяниях найти их? Ответа у него не было. Только простое наблюдение, настолько тупое и нехарактерно скудное для восхваленного мудреца, что дух захватывало от его самоочевидности.
- Нам потребуется больше палочек. (Офигеть. Придумай что-нибудь получше.)
|